труды - works


≈     Главная      Об авторе и трудах      Книги     Статьи и доклады     ≈

≈     Воспоминания     Экспедиции      Документы      Письма    ≈

                                    ≈     Фотогалерея      Аудио      Видео       Мои гости     ≈

≈     Творческие связи     ≈



Советская музыка, 1987, № 8, с. 60-64.

Разговор в пустыне Гоби

Путевые заметки фольклориста



В кабине УАЗ-469 жарко и тесно.  На мешках со снаряжением и аппаратурой, упираясь головами в обитую войлоком крышу, с трудом разместились девять мужчин в тяжёлых экспедиционных сапогах.  Чтобы взглянуть в запылённые стекла узко прорезанных окошек, нужно пригибать шею.  Совершенно плоская, словно кем-то утрамбованная пепельно-жёлтая поверхность без устали подкатывает под колеса и, вывернувшись, так же бесконечно и неохотно остаётся позади.  Изредка видно, как набегают и тут же съезжают в сторону следы чьих-то таких же бездорожных колёс, отчётливо запечатлевшиеся на остатках выжженной травы.  Иногда машину неожиданно встряхивает:  колесо попадает в тарбаганью нору.  И тогда Лхамажап, наш немногословный бурятский шофёр, выдавливает из себя две-три невнятных фразы.

Рядом со мной зажат на боковом сиденье звукоинженер Степан Богданов.  При каждом толчке его лицо болезненно хмурится.  На высоко поднятых коленях он держит заботливо зачехлённую "Нагру", надежду и гордость нашей экспедиции1.

Позади добрая сотня километров, но никаких признаков приближения цели не заметно.  Общий разговор давно прекратился.  Только мы со Степаном изредка обмениваемся полушутливыми фразами.  Так просто, для поддержания духа.

    — Что ты все её обнимаешь? — киваю я на "Нагру". — Положи между мешками и придерживай ногой.  Другим магам и без чехла ничего не делается.

    — Потерплю.  Знаешь ведь, сколько стоит.  Век не расплатишься.

    — Давай, я подержу.

    — Да уж ладно, скоро доедем.

    — Боюсь, не скоро.  Цоодл2 спит.  (На переднем сиденье склонил голову на грудь коренастый, с седым ёжиком непокорно торчащих волос наш проводник и главный консультант по песням.)  Как бы нам не заблудиться.

    — Лхамажап знает, — косит взглядом в водительскую спину Степан, — он всё Гоби объездил с геологами.  Здесь, как в море, ориентируются по солнцу.  Цоодл курс задал, Лхамажап его держит, всё нормально.  Только швартоваться будем при звёздах.

Солнце заметно багровеет и неудержимо клонится к горизонту.  Хочется пить, есть, спать, но больше всего — добраться до места и наконец распрямиться.

    — Славные кровати были в гостинице в Мандалгове, — угадывает мои мысли Степан. — Я вчера сквозь сон не разобрал, о чём ты Дугарову голову морочил?  Спутники, базы, день "Икс" какой-то.  Даши, было ведь?

    — Было-было, — по тому, как тотчас откликнулся Даши3 заметно, что разговор наш его занимает.

    — Да это так, глупости, — пытаюсь я уйти от темы и в то же время сознаю, что мне приятен интерес к ней.

    — Почему глупости?  Я считаю, вполне реально, — Даши явно подыгрывает Степану, желая, очевидно, чтобы я снова изложил свой полуфантастический проект.

Приходится расплачиваться за вчерашний полёт фантазии, хотя обстановка сегодня совсем другая, да и Степан настроен иронически.

    — Во-первых, не день "Икс", а день "Ф", — уточняю я. — А во-вторых, не какой-то, а заранее запланированный.  Главный день Всемирного года фольклора.  Готовится во всех странах по общей программе.  Где не хватает специалистов, заранее присылают консультантов.  Отбирают звучащий материал, записывают на плёнку, снабжают необходимыми комментариями.  Связь — через спутники.  Чтобы можно было выстреливать мощный пучок информации.  Многоканальный, спрессованный во времени сгусток...

    — Вот-вот!  "Многоканальный сгусток"!  Давай дальше...

    — А ты не перебивай.  Молчи и переводи на свой технически грамотный язык.  Я же тебе не мешаю, когда ты своими рекомендациями и микрофонами терроризируешь певцов.

    — Ладно, скажи лучше, кто тебе спутник даст?

    — Да это тот же спутник связи, только слегка переоборудованный:  "Фольклор-1".  Добавлена кое-какая аппаратура, чтобы тембры без искажений шли.  Чтобы целую свадьбу пятидневную за пару минут перегнать можно было.  Чтобы танцы в видеозаписи, инструменты в цвете и в натуральную величину.  В общем, чтобы всё, как положено.  Технически, сам знаешь, это вполне возможно.

    — Теперь это не проблема.  Лет десять назад ещё задумались бы.  А сейчас и не в таком режиме пишут.  Только вашего брата гуманитария вряд ли к таким системам подпустят.

    — Говорят тебе, будет специальное международное соглашение.  ЮНЕСКО объявит Год фольклора.  Выделят средства, разные организации денег подкинут.  Соберётся приличная сумма.  В основном пойдёт на разработку программы и сбор материалов.  А там, глядишь, и военные подключатся.  В приказном порядке.  Культуру ведь, родную, кровную, охранить надо.  Не будет культуры, что охранять останется?  Все друг на дружку станем похожи, технари несчастные.  Чем отличаться-то будем, если песен своих не останется?

    — Ну-ну, не горячись.  Что потом с песнями делать будете?

    — Я говорил.  Сначала все участники по графику через спутник передают информацию на специальную базу.  Там машина с большой памятью.  Чтобы сразу классифицировала и по полкам раскладывала.  А потом материал по мере надобности поступает в Институт...

    — У вас уже и Институт появился?!

    — Что ты всё крылья подрезаешь?!  Дай помечтать.  Будет же когда-то и Институт у нас в Москве...

    — Старайтесь-старайтесь.  Я — за.  Глядишь, и для меня местечко найдётся.

    — Такую студию отгрохаем — доволен будешь.

    — Только не стройте на шумной улице.  Знаешь, как мой тёзка Юра Богданов со своим "SINTY-100" и "АНС’ом" мучается.  У них там, в Музее Скрябина, близко под студией тоннель метро.  Через каждые две минуты всё ходуном ходит.  А у них с Малковым цветомузыка, лазеры, штука тонкая4.

    — Нет! У нас будет тихий особняк, в каком-нибудь старом арбатском переулке.  Или лучше загородная усадьба.  Общество охраны памятников для нас целое поместье отреставрирует.  Специально под фольклор...

    — И вы там базу устроите...

    — Нет, база отдельно.  Но с ней будет кабельная связь.  Песни выводятся прямо на дисплей.  Я не ошибся?  Гибрид пишущей машинки с телевизором так называется?

    — Точно.

    — Ну вот.  Напечатал запрос, задал параметры — тут же на экране вся информация.  И песня звучит, и нотный текст тут же.  Анализируй, сравнивай.

    — Понятно.  Что там ещё новенького в Институте?

    — Своя киногруппа.  Экспериментальные ансамбли.  Концертный зал.  Опыты по взаимодействию традиционных сознаний.  Журнал издаём, с пластинками, звучащий.  Группа методологии, теории.  Договорные работы с психологами.  Социологическая служба...

    — Это зачем?

    — Замерять, прогнозы строить.  Чтобы не упустить чего, вовремя подстимулировать.  Поддержать, в общем, фольклорное сознание...

    — И филиалы будут?

    — Разумеется.  В разных странах.

    — Давай пока не выходить за пределы Союза.

    — Тоже есть, где развернуться.  Должны быть стационары для постоянного наблюдения.  У казаков на Дону, в Полесье, на Алтае, в Дагестане, да мало ли где?  Будем ездить, связь держать.

    — А где столько людей возьмёте?  Сам говорил — учат мало.

    — Совсем, можно сказать, не учат.  Но ничего — самообразуемся.  Знаешь, как я фольклористов называю?  "Позади сидящие, вперёд смотрящие".  Сейчас к нам со всех сторон тянутся.  Только дай работу.  Фанатики!

    — Фанатики — это точно.  С вами и сам свихнёшся.

    — А что не учат, так, с одной стороны, это и неплохо.  Зато — без шор, каждый на своём материале, собственноручно собранном.  В Институте аспирантов заведём, стажёров, практикантов, консультантов сменных.  Летнюю школу откроем...

    — Ну и кто вами ведать будет?

    — Кто?  Надо подумать.  Фольклор штука такая:  всех касается, никому не подчиняется.  Я считаю, принцип должен быть — "не меньше трёх"...

    — У семи нянек дитя без глазу.  Слыхал?

    — Няньки нам ни к чему, нам нужны заказчики.  На кого работает фольклор?  На науку — раз.  На искусство — два.  И на общую культуру.  Значит, минимум тройное подчинение — Академия наук, Союз композиторов и Министерство культуры.

    — Им ещё договориться надо.

    — Договорятся.  Вот ты трясёшься в академическом газике, на композиторских харчах и с министерской "Нагрой" в обнимку.  И не где-нибудь, а в пустыне Гоби.  Тоже ведь дорогое удовольствие.  Договорились же.  Правда, я схлопотал выговор за превышение полномочий.  Но ничего, до свадьбы заживёт.

    — В общем-то вам, конечно, ездить надо, — соглашается Степан.

    — Обязательно.  Будет Институт — каждый год несколько комплексных экспедиций.  В Сибирь, на Север, к эскимосам, в Туву, Хакасию...

    — Пигмеев не забудьте, аборигенов Австралии...

    — А что ты думаешь?  И в Африку поедем, и грузин к баскам пошлём — родственные связи обнаруживать.

    — Меня с собой взять не забудьте.  Только хорошую технику достаньте.

    — Какую хочешь?

    — Дигитальную.

    — Ты знаешь, я слышал о ней.  Только не знаю, в чём суть.

    — Как обычная запись идёт, знаешь?

    — Вроде знаю.

    — Звук преобразуется в электрические сигналы, усиливается и переводится на магнитную плёнку.  Потом с неё считывается.  Называется аналоговой системой, поскольку имеем дело с аналоговым сигналом, с частотной модуляцией.  А дигитальная — это, попросту говоря, цифровая запись.  Добавляется ещё один хитрый блок, который переводит аналоговый сигнал в цифровой.  На плёнку, только широкую, пишется последовательность цифр в двоичной системе.  В элементарных импульсах — вся информация о звуке.  Чтобы воспроизвести, нужен обратный блок.  Тот называется АЦП — аналогово-цифровой преобразователь, а здесь ЦАП — цифро-аналоговый.  Вроде дополнительные преобразования, а выигрыш колоссальный.

    — За счёт чего?

    — Снимается шум плёнки.  Читаются только цифры — полезный сигнал.  Нелинейные искажения практически сводятся к нулю.  Пять сотых процента.  А у аналоговых систем, самых лучших — полтора процента.  Полоса частот, динамический уровень, разделение стереоканалов — всё улучшается раза в два, в полтора.  И можно делать сколько угодно копий.  В принципе они не будут отличаться от оригинала.  Цифры-то те же самые каждый раз.  Понял?

    — Почти.  Значит, я прав.  Теперь жди революции.  Во всяком случае, у нас, в фольклористике.  Да и в музыковедении вообще.

    — Причём тут музыковедение?  Звучание-то то же самое, только качество лучше, и всё.

    — А вот и не всё!  Скажи, дигитальная запись похожа на запись для ЭВМ?

    — Так это она самая и есть.

    — Значит, её можно вводить в машинную память и хранить сколько угодно?

    — Так и делают.

    — И машина эту запись анализировать может?

    — В принципе — может.  Только нужна толковая программа.

    — Вот и вся проблема!  С одной стороны, мы можем разложить звук на любые составляющие, по любым параметрам, а с другой — в любой момент синтезировать звучание, и полное, адекватное оригиналу, и частичное, с выделенными параметрами.

    — Больно ты быстрый!  Параметры-то у вас хитрые — мелодия, гармония, лады всякие, тембры.  Их так просто в этой цифровой каше не выловишь.  Придётся помудрить над программами.

    — Ничего, помудрим.  У нас есть группа точных методов, с математиками работаем.  И потом — справляется же машина, собирает всю эту кашу в нормальное звучание.

    — Это-то как раз дело нехитрое.  Любой телевизор справляется.  Развернули сигнал в цепочку, а он обратно свёртывает.  А вот составляющие выбрать, да ещё понять, что для кого значимо...  Тебе — одно, Даши — другое, папуасу — третье...

    — Раз можно собрать полную картинку, значит можно и частичную.  Исключил тембр — останется мелодия, убрал высоту — ритм как на ладони.  С тем же телевизором, как бывает?  Звук пропал — картинка осталась, яркость прибавил — контрастность потерял.  Даже помехи помогают:  начинаешь соображать, что как устроено.  Глядишь, и самообразовался.  Я где-то читал, что компьютеры уже подновляют старые фотографии.  Тоже переводят изображение в цифру.  Машина анализирует, выводит закономерности и сама убирает дефекты.  И готово — новенькое фото, иногда лучше прежнего.

    — А вообще-то, вам с цифровым анализом стоит поднатужиться.  Польза будет.  А то чирикаете на своём языке — "бемоли, бекары..." — и думаете, что это людям что-то даёт.  Так любой дурак умным покажется.  А надо понять, как всё устроено.  Если машина поймёт, тогда дело будет.

    — Ещё неизвестно, чей язык понятнее.  Через ваши формулы тоже пока продерёшься, смысл потеряешь.  И потом, кое-что у нас уже есть.  Я же тебе рассказывал про семинар в Армении.  Там Гошовский5 уже наладил машину для поисковых задач.  Правда, в пределах одноголосия и исходя из нотных записей.  Но всё же вполне эффективно6.  Кстати, американцы уже попробовали обойти нотную запись и работать прямо со звучанием.  Получили неплохие результаты, и в глобальном масштабе...

    — Это Ломакс, что ли?

    — Ну да.  Он приезжал к нам лет десять назад, показывал свою кантометрическую систему7.  У них не хватало материалов по нашим народам.  Мы ему дали.  Потом он ещё приезжал.  Оставил машинные распечатки.  Наш математик Петя Андрукович прокручивал их по своим программам, извлёк много дополнительной информации.  Но тут другая опасность.  Ломакс вынужден был полностью доверять экспертам.  Они описывали материал по 37-ми признакам, а потом уже всё вводилось в машину.  Мы теперь нацелили наших ребят на прямой ввод звука и автоматический анализ.  Обещают всё сделать, если мы им дадим формализуемую теорию.  Так что дело опять-таки упирается в Институт.  Без него — никуда!

    — Придётся вам подождать пару десятилетий.

    — Что такое пара десятилетий по сравнению с фольклорной вечностью!

    — Оптимист!...  Гляди, Цоодл запел.  К чему бы это?


Наш мирно дремавший проводник действительно неожиданно приободрился.  Вглядываясь в обозначившуюся на горизонте синеющую полоску, он затянул протяжно-оживлённую песню:



Мы приближались к цели.  На границе Среднего и Южного Гоби неповторимым каменным оазисом выступали среди песков Их Газрын Чулуу — Большие Чёрные Камни.  Нам не раз уже доводилось слышать рассказы об их фантастической красоте.  Теперь нас влекло к ним не одно только любопытство.  С переменой ландшафта крепла надежда на скорый отдых.

Лхамажап прибавил ходу.  Стало сильнее подбрасывать и кидать из стороны в сторону.  Цоодл пел, мотор взрёвывал.  Понемногу местность стала холмиться.  Как-то незаметно мы попали на некое подобие дороги.  По сторонам стали встречаться пасущиеся верблюды.  Высоко подняв головы, они провожали нас долгими насторожёнными взглядами, и их величественные профили чётко вырисовывались на фоне жёлто-багрового заката.  Кое-где темнели участки зелёной травы, в ложбинках прятались невысокие кустарники.

Быстро смеркалось, но мы ещё различали разбросанные по сторонам камни, сначала мелкие, потом всё более крупные и теснее обступавшие нас.  Вот уже дорога петляет среди них, и их причудливые тени пляшут в прыгающем свете фар.

Наконец, случайно выбранная колея заводит нас в тупик — мы упираемся в подножье скалы, напоминающей своими очертаниями присевшего на задние лапы бегемота.  Здесь на небольшой песчаной площадке мы наскоро разводим костёр, пьём чай и начинаем укладываться на ночлег.

Спальный мешок крепко припахивает бензином.  Должно быть, подтекли старые бочки, одолженные у геологов.  Рядом что-то невнятно бормочет Степан, устраивая понадёжнее свою "Нагру".

    — Тише!  Послушайте, — в голосе Фарита Камаева, моего аспиранта и самого молодого участника экспедиции, плохо скрытая тревога. — Что это?

Среди ёмкой ночной тишины из глубины Чёрных Камней доносится странный натужный рокот.  Он то пропадает, то возникает снова, постепенно усиливаясь.

    — Тракторá или вертолёты — не поймёшь.  Может, здесь акустика такая? — ни к кому не обращаясь, предполагает Фарит.

    — Причём здесь акустика? — обрывает Степан. — Смотрите!

По вершинам скал, там, откуда доносятся звуки, изредка пробегают разноцветные огни.  В их нервной смене замечается какая-то периодичность, связанная с нарастающим рокотом.  Нам ничего не остаётся, как ждать, в недоумении поглядывая друг на друга.  Гул приближается, отдаваясь натужными рывками в окружающих скалах.  Эхо изобретательно, на все лады множит и варьирует сумятицу звуков.  С каждой минутой напряжение растёт.  Начинают мерещиться странные запахи.

    — Дизели, что ли?  Однако глушители полетели, — слышу я неуверенный голос Лхамажапа.

Никто ему не отвечает.  Все напряжённо всматриваются в просвет между камнями, ограждающими вход в наше маленькое ущелье.  Скалы и пески всё ярче озаряются то пропадающими, то вновь принимающимися плясать огнями мощных, с меняющейся подсветкой фар.  Наконец, в проёме между камней, в разрывах разноцветной гари, с оглушительным лязгом и грохотом, причудливо высвечивая друг друга, показываются два странных агрегата.  В их зеркальных обтекаемых боках многократно отражаются вспышки огней.  Спереди у каждой машины возвышается наклонённая вперед кабина.  За ней вращаются какие-то конструкции, отдалённо напоминающие ажурные локаторы.  Гул и чад до краёв наполняют ущелье.

    — Луноходы?! — нервно хохотнув, высказывает догадку Фарит. — Глядите, поворачивают!

Передний луноход резко притормозил.  Кабина упруго подалась вперёд на странно сочленённой шее.  Вращающиеся огни заметались сильнее.

"Надо бы потушить", — тревожно оглядываюсь я на наш догорающий костёр.

Чуть помедлив, словно раздумывая, не свернуть ли на огонёк, луноход, яростно рокотнув, двинулся дальше.  Второй, не сбавляя хода, последовал за ним.  Отблески огней продолжали ещё некоторое время клочками высвечивать скалы, но темнота, казалось, стала гуще.  Гул моторов постепенно затихал в той стороне, откуда ещё совсем недавно мы въезжали в Большие Чёрные Камни.

    — М-да, — это было всё, что произнёс наш звукоинженер в ответ на молчаливые взгляды, почему-то обращённые именно к нему. — Спать надо.  Утро вечера мудренее.

И он направился к своему спальному мешку.

Но заснуть ещё долго не удавалось.  Раздавались неуверенные голоса, строились догадки, высказывались самые неожиданные предположения.

    — Пока вы раскачиваетесь со своим Институтом, они тут всё перезапишут, — донеслось напоследок из соседнего мешка.

    — Кто они?  Инопланетяне, что ли?

    — Во-во.  Небось, всё уже к себе передали.  Сидят теперь, анализируют.  А мы тут зря мёрзнем — ни одной песни нам не оставили.

    — Наоборот!  Готовь плёнку, — не очень уверенно возражаю я. — Теперь-то новые песни и пойдут — про пришельцев.  Только успевай писать.

    — От кого?  Все, небось, разбежались...  Крупные, неторопливо мерцающие звёзды висят над нашими головами.  Запах бензина смешивается с чуть заметным запахом незнакомой гари...


...Стёпины прогнозы не оправдались.  Когда мы, поёживаясь от утреннего морозца, выбирались из своих мешков, у повеселевшего костра, опираясь на посохи, оживлённо переговаривались с нашими монголами два молодых пастуха.

    — Слышите, что они говорят? — со смехом приветствовал нас Батсурен8 — Это поляки кино снимали.  Две недели работали.  Фильм про путешествие на другую планету.  Машины им шведы делали.  Доставляли самолётом в Улан-Батор.  Вчера кончили снимать.  Отправили луноходы своим ходом.  Сами тоже скоро поедут.

Действительно, час спустя тем же путём, что и "пришельцы", проследовала вереница автомашин — микроавтобусов и грузовых, на которых возвышались передвижная электростанция и осветительные приборы.  Колонна приветствовала нас пёстрой перекличкой клаксонов.  Лхамажап ответил долгим непрерывным гудком.

При солнце камни оказались вовсе не чёрными.  Красноватые крупнозернистые глыбы тонко оттеняла зелень каких-то хвощевидных растений.  С любого из возвышавшихся вокруг камней открывалась поистине фантастическая картина.  Словно в огромном запаснике какого-то необыкновенного музея сгрудились гигантские заготовки причудливых скульптурных композиций.  Величественный, действительно неземной пейзаж.  Верилось, что нас ждут в этом краю удивительные находки.  По преданию, здесь начиналась земля борджогинов — самого песенного из халха-монгольских родов.

Настроение у всех было приподнятое.  Молодые пастухи оказались общительными и сразу согласились петь.  Степан торопливо расчехлял "Нагру".  Остальные разматывали кабели, помогали свинтить микрофонные стойки.  День обещал быть жарким...


Прошло несколько лет. В прессе промелькнули упоминания о широкоформатном польско-шведском фильме о межпланетной экспедиции.  А мы все мечтаем об альбоме грампластинок с записями нашей первой советско-монгольской фольклорной поездки.  Разговоры об Институте фольклора то затихают, то возникают снова.  В основном — в среде фольклористов...




ОТ РЕДАКЦИИ.  — Публикуя этот "фантастический" очерк, редакция возвращается к проблеме, уже давно дебатезирующейся в среде фольклористов, но так и не нашедшей выхода к широкому обсуждению, — необходимости создания Всесоюзного института фольклора как центральной и направляющей силы в активно действующем отряде советских фольклористов.  Даже после недавно принятого ЦК КПСС и Советом Министров СССР решения о создании во Всесоюзном институте искусствознания "сектора-лаборатории общей теории музыкального фольклора народов СССР с функциями консультативно-координационного центра" (см.: "Правда" от 24 февраля с. г.) этот вопрос не утратил своей актуальности.  Дело ведь не только в том, чтобы собрать фольклор.  Сама природа этого феномена такова, что требует для своего изучения сотрудничества многих специалистов:  этнографов, музыкантов, хореографов, филологов, психологов, историков.  Только в этом случае обеспечено проникновение в суть предмета, только так может быть представлена исчерпывающая картина народного творчества в его неразрывном единстве.  Об этом, в частности, и настоящий очерк...




Примечания

1 Первая советско-монгольская музыкально-этнографическая экспедиция, организованная ВНИИ искусствознания Министерства культуры СССР совместно с Бурятским институтом общественных наук АН СССР и Союзами композиторов СССР и МНР в августе 1976 года.  Степан Дмитриевич Богданов — звукорежиссёр "Мосфильма", участвовал в экспедиции как сотрудник Всесоюзной студии грамзаписи.  Nagra-3 — профессиональный магнитофон швейцарского производства.

2 Солийн Цоодол — исполнитель и собиратель монгольских народных песен, консультант по фольклору Союза композиторов Монголии.

3 Дашинима Санжиевич Дугаров — музыковед-фольклорист, автор трёхтомного собрания бурятских народных песен.

4 Марк Семёнович Малков — ближайший помощник и продолжатель работ известного советского инженера Евгения Александровича Мурзина, изобретателя фотоэлектронного синтезатора, названного в честь А.Н. Скрябина "АНС'ом".  В 1970-е годы М.Малков руководил Московской экспериментальной студией электронной музыки, которая помещалась в скрябинском музее на улице Вахтангова.  "SINTY-100" — электронный синтезатор английского производства.  Юрий Богданов — ныне звукоинженер Всесоюзной фирмы "Мелодия".

5 Владимир Леонидович Гошовский — выдающийся этномузыковед, исследователь славянской музыки, энтузиаст и страстный поборник применения точных методов в музыкознании.

6 См.:  Материалы Первого Всесоюзного семинара по машинным аспектам алгоритмизованного анализа музыкальных текстов.  Ереван, 1977.  А также:  В.Гошовский.  "Горани".  К типологии армянской песни (Опыт исследования с помощью ЭВМ).  Ереван, 1983.

7 См.:  Alan Lomax.  Folk song Style and Culture.  Washington, 1968.

8 Дарамын Батсурен — руководитель музыковедческой комиссии Союза композиторов МНР.






≈     Главная      Об авторе и трудах      Книги     Статьи и доклады     ≈

≈     Воспоминания     Экспедиции      Документы      Письма    ≈

                                    ≈     Фотогалерея      Аудио      Видео       Мои гости     ≈

≈     Творческие связи     ≈